Экологические проблемы Каспия: интервью Вадима Ни

11 июля 2025
Команда проекта «Морские экофермы» (международное название KELP FARMS) взяла интервью у Вадима Ни — казахстанского эколога, директора Социально-экологического фонда, юриста, специалиста по экологическому праву, участвовавшему в разработке законодательства Республики Казахстан в этой сфере.

Обсудили экологические проблемы Каспийского моря, перспективы развития проекта KELP FARMS в Казахстане и возможности сотрудничества государства, бизнеса и общественности в вопросе сохранения окружающей среды.

«Социально-экологический фонд» — некоммерческая неправительственная организация, основанная в 2007 году для осуществления деятельности в сфере охраны окружающей среды и продвижения устойчивого развития в Казахстане и Центральной Азии.

— Основное направление нашей деятельности — это поддержка экологических кампаний, а также информационная деятельность и работа с молодежью. Наша текущая кампания называется «Спасем Каспийское море». Она включает, в частности, работу с местными сообществами в прикаспийских городах Атырау и Актау.
С Каспием связаны три основные проблемы. Прежде всего, это его текущее обмеление. Оно связано с изменением климата, во многом — с сокращением стока по Волге, которая давала 80−85 стока в Каспийское море. Сейчас уже мы превысили рекордно низкую отметку минус 29 метров по балтийской системе, и это уже визуально заметно. В районе Актау это видно по отступлению береговой линии, а в дельте Урала — в районе Атырау — по образовавшимся островам.

Второй источник тревоги — это загрязнения от нефтяных компаний и другой промышленности, а также от судов, которые курсируют по Волге и Каспию. Последнее, что мы выявили: на Каспии есть нефтяные пятна, связанные с тем, что суда, не заходя в порты, сбрасывают балластовые воды. Это тоже приводит к образованию нефтяных разливов. Наибольшую угрозу представляет наличие нефтяных месторождений, ведь в Казахстане добыча нефти происходит и на море: это, в частности, крупнейшее месторождение Кашаган.
Третья проблема — биоразнообразие. Очевидно, что сегодня на Каспии уже утеряны наиболее показательные виды фауны: например, осетровые рыбы. Произошло также сильное сокращение популяции эндемичного вида — каспийских тюленей. Все чаще и чаще эти животные массово гибнут, и каждый раз причины не выясняются до конца. Мы считаем, что основная причина — это снижение способности данной популяции справляться с растущими загрязнениями, в том числе связанными с добычей нефти, с распространением загрязняющих веществ и сероводорода (в казахстанской каспийской нефти высокое содержание серы).
Гибнут и птицы. Мы стараемся по возможности использовать научные данные, но когда их нет или когда они вызывают сомнения, немаловажным показателем становятся сообщения населения о массовой гибели и каспийских тюленей, и птиц, которые физически страдают от факелов и от загрязнения. Далеко не все случаи гибели животных и птиц фиксируются официально: местные власти и нефтяные компании стараются оперативно их удалять. Жители часто сообщают, что их обнаружили, а через день-два их уже нет на том месте.

Мы ведем работу по этим трем направлениям, вовлекаем в нее местные сообщества и депутатский корпус. Провели обсуждение при профильном комитете нашего парламента по вопросу загрязнения Каспия и реализации Тегеранской конвенции по защите морской среды и Каспийского моря. Эта конвенция вступила в силу почти 20 лет назад, в 2006 году, но никаких реальных результатов пока не достигнуто. Мы стараемся создавать платформы для межгосударственного диалога. Чтобы все это заработало, необходимо общественное давление.

Мы также оказываем давление на нефтяные компании и другие проекты, реализующие деятельность на Каспии.

— Как вы относитесь к идее спасения морей, в том числе и Каспия, при помощи санитарных ферм бурой водоросли цистозира, которую предлагает KELP FARMS?

— Это, безусловно, перспективная идея. Нефтяные загрязнения — на данный момент особенно острая проблема для Каспия, так как здесь приходится управляться своими ресурсами. Нельзя вызвать откуда-то помощь, чтобы быстро устранить проблему с нефтяными разливами. Возможности стран очень ограничены. А такие санитарные фермы водорослей можно сделать заслоном вокруг портов и нефтяных платформ и решать эти проблемы в достаточно короткие сроки.

KELP FARMS провели исследование по очистке морской воды от мазута, и результаты очень хорошие. Но, конечно, нужно провести еще ряд более подробных и разнообразных исследований, чтобы полностью убедиться в эффективности этого метода. В мире есть исследования по другим видам водорослей. Есть инвазивные их виды, которые очень быстро разрастаются. А в случае с цистозирой как раз очень хорошо, что это ферма и ее можно в любой момент удалить.

Второй важный момент, который нужно исследовать, это возможность использования углеродных кредитов. Водоросль цистозира живет только три-пять лет, поэтому она сама по себе не может считаться накопителем углерода, как, скажем, наземные леса. Прошел цикл, водоросль поглотила определенную часть углерода, но потом она как биомасса разрушается, и углерод выделяется снова. Поэтому нужно в чем-то его зафиксировать. Имеет смысл тщательно изучить, насколько возможно использование этих водорослей, скажем, в качестве биотоплива.

Это имеет перспективу в том плане, что объем воды по Казахстану ограничен, и именно водоросли хороши как направление для того, чтобы сокращать часть выделяемого углерода, если переводить их в биотопливо. Конечно, тут много вопросов, связанных с наличием методик, с признанием этих методик, с возможностями использования биотоплива. Комплексные проекты требуют серьезного подхода к организации всего цикла.
— То есть проект KELP FARMS может помочь Казахстану?

— Он может помочь, если в нем будут заинтересованы люди и компании, от которых что-то зависит в этой области. Мы, по сути, этим и занимаемся: создаем заинтересованность компаний в том, чтобы находить какие-то решения и браться за их разработку. Конечно, должны быть пересмотрены требования к компаниям на государственном уровне, тогда мы сможем четко выдвигать им требования: вы выбрасываете парниковые газы — будьте добры сократить эти выбросы; вы загрязняете море — значит, вы должны его очистить.

А сейчас они же у нас углеродные квоты бесплатно получают! В следующий период мы планируем работать по переводу системы на платные квоты по парниковым газам. В этом плане мы более продвинуты, чем другие страны постсоветского пространства: у нас система квотирования была создана после Европы, Швейцарии и Норвегии. Я сам разработал эту систему, но с 2013 года она не сдвинулась в плане того, чтобы компании покупали эти квоты. В этом случае у них возникает выбор: либо покупать квоты, у которых должна быть соответствующая цена, либо вкладывать средства в проекты, сокращающие углерод.
— А вам удавалось каким-то образом влиять на экологическую ситуацию в Казахстане? Есть успешные кейсы?

— Социально-экологическому фонду удавалось останавливать достаточно большие проекты. Один из них был связан с ввозом в Казахстан радиоактивных отходов для захоронения: была такая идея в начале 2000-х годов. Не так давно мы останавливали проект по застройке наших гор, по строительству горнолыжного курорта, но сейчас правительство опять возвращается к этому вопросу.

Мы постоянно работаем с департаментом по климатической политике Министерства экологии и природных ресурсов Республики Казахстан. Мы можем продвинуть какие-то вещи на уровне законодательства, но не можем заставить компании платить за квоты. К сожалению, пока нет политической воли для внедрения этой системы.
— Существует ли какое-то сотрудничество между экологами разных стран, которым принадлежит Каспий?

Пока у нас это получается только сроссиянами и туркменами. Именно поэтому в августе этого года мы хотим провести круглый стол с участием экспертов из разных стран.
— Как вы полагаете, почему люди в массе своей, особенно представители бизнеса, так безответственно относятся к окружающей среде, как будто вообще не думают о будущем?
Я меньше знаком с российской системой, но хорошо знаю и Азербайджан, и Казахстан, и Центральную Азию. В последние годы шел процесс защиты бизнеса от коррупции. В самом деле, инспекторы использовали свои полномочия в том числе в корыстных целях, чтобы брать взятки. Но с другой стороны, это был инструмент давления на компании. А сейчас стараются сделать так, чтобы бизнес никто не трогал: заранее предупреждают компанию, что придут инспекторы с проверкой. Если нет политического сигнала о том, что необходимо привлечь к ответственности некую крупную компанию, то обычно их никто и не трогает, потому что нет условий для этого. Нет постоянного мониторинга их деятельности, а стало быть, нет и понимания, чего можно требовать от компании.

Поэтому мы со своей стороны в какой-то мере заполняем этот пробел в системе инспекции, поднимая вопрос о том, что разливы-то нефти есть, а что же вы ничего не делаете? Естественно, они отбиваются. Министерство экологии говорит, что на снимках это была «тень от чего-то». А это не так, потому что современные спутниковые снимки позволяют убирать блики.

— Но почему представители бизнеса, государства сами об этом не думают? Ведь если не им самим, то их детям и внукам жить в этом мире, который они так бездумно загрязняют!

Они не хотят принимать никакие меры, потому что это дополнительные затраты, а им нужно как можно скорее вернуть свои вложения. Скажем, по нефтяному месторождению Кашаган расходы изначально были высоки: все-таки это добыча в очень жестких условиях. С другой стороны, не секрет, что за счет коррупции эти расходы еще и завышались.

— А что тут можно сделать именно для изменения отношения к проблеме? Нужны какие-то государственные просветительские программы, чтобы люди начали понимать, что экология — это важно, чтобы само население требовало от властей соблюдения экологических норм? Но и оно ведь этого не требует, ему тоже, по большому счету, все равно.

Нет, это не так. Конечно, это не большинство населения, но есть люди, которым не все равно. И когда мы организуем свои кампании, мы обычно поднимаем определенный вопрос и потом выявляем людей, которые готовы поддержать эту позицию и имеют влияние в своем сообществе. Пока их не очень много, но постепенно этот круг разрастается. Постоянно и достаточно активно к нам идут обращения по тем или иным вопросам, связанным с экологией.
— Каковы самые серьезные экологические проблемы Казахстана, помимо Каспия?

Та же застройка гор в Алматы у нас планируется за счет бюджета, в том числе. Это экономический проект, но я вижу, что он нецелесообразен (есть идея, что Алматы может стать центром туризма, а на самом деле для туризма нет базовых условий). Это и загрязнение в городах: становится все больше транспорта, по-прежнему остается отопление на угле. Это и вода, поскольку больше, чем на 50%, мы зависим от притока воды из других стран, и этот приток воды сокращается. Повышение температуры тоже ведет к тому, что потребности в воде возрастают, да и население растет. Вот, наверное, самые острые проблемы.

— Как, на ваш взгляд, правильно подавать экологическую информацию? Ведь похоже, что многие люди далеки от этих проблем, просто не задумываются о них. Как до них достучаться?

В первую очередь, нужно, чтобы экологическая информация была доступной, понятной. Ученые любят ее усложнять, и она становится непонятной для большинства населения. Вот почему популярна проблема пластикового загрязнения? Она понятна. Человек все время сам видит этот пластик, у него дома его целая гора. Нужно связать экологические проблемы с жизнью тех людей, для которых это действительно является ощутимой угрозой. И, конечно, очень важно привлечь внимание тех, кто может озвучить эти вопросы так, чтобы их голос был услышан, был влиятелен в сообществе. И, наконец, технические моменты: современный потребитель больше смотрит, чем читает, то есть это должно быть скорее видео, чем что-либо другое.

Проект «Морские экофермы» реализуется при поддержке компании Greenway Global.